Этот фанф написал для меня Тайчо, спасибо ему большое.
Аффтор: Taichou
Фэндом: Bleach
Название: Неуставные отношения.
Статус: закончен.
Жанр: романтика, эротика, поэзия.
Рейтинг: R
Размещение: ЗАПРЕЩЕНО! а мне разрешил!
Дисклеймер: все, что взял - принадлежит авторам.
Персонажи/пары: Кьераку Шунсуй/Исэ Нанао.
От аффтора: гоменнэ, "Танкист" из мну никудышный. "Хоккуист", может, еще куда ни шло, но вот танка у меня не выходят. В фанфе есть одно мое, сравните...
читать дальшеРанняя осень спускается на Общество Душ, укорачивая дни, удлиняя ночи, принося ласкающий ветер с моря, начинает золотить краешки листьев… Сакура, что по весне радовала глаз водопадом бело-розовых лепестков, нынче стала багряной, и лучи закатного солнца кажутся на ней всего лишь чуть более светлыми пятнами.
Небо постепенно заволакивается полупрозрачной дымкой, куда проваливается, плавая и прячась, солнце… Вот и оно скрылось, напоследок окрасив алым вершины гор. От реки поднимается пар, что постепенно сгущается в густой, теплый туман, и накрывает округу…
- Добрый вечер, - двое прохожих обмениваются приветствиями. По мостовой стучат гэта, лают собаки, хлопают закрывающиеся ставни. Слышен детский смех, звяканье колокольчиков, веселые голоса. Улицы озаряются фонарями, что приветливыми желтыми пятнами светят сквозь туман.
- Чудесная сегодня погода. С вечерним туманом вас, - хозяин лавки с шелками любезно раскланивается с соседом – владельцем магазинчика духов. Это очень хорошо, что спустилась такая погода – меньше шанс на то, что, не приведи ками-сама, где-то случится пожар…
- И вас также, любезный.
Где-то вдалеке вспыхивает одинокий голосок флейты, пробираясь сквозь дымку тумана. Он медленно льется вместе с ним по вечерним улицам, самым краешком заглядывая в приоткрытые окна, струится над рекой, спеша угнаться за течением, но застревает во мгле… И остается витать над домиками, над вечерним городом.
Горбатый деревянный мостик через реку, чьих столбиков касаются багряные ветви старой сакуры с извилистым, узловатым стволом. Внизу негромко плещется река.
Неторопливые шаги, под которыми поскрипывают доски мостика. Из тумана медленно выходит мужчина. Он высок, массивен, на его плечах развевается широкий плащ, который кажется серым в сумеречном тумане, руки засунуты в широкие рукава косодэ и скрещены на груди. За поясом виднеется пара мечей, а лицо мужчины скрывает широкая круглая шляпа.
Он мурлыкает себе под нос негромкую песенку, уверенно идя к освещенным огнями кварталам. На улицах полно народу, но он идет будто по пустому пространству, он просто скользит в этой толпе, никого не задевая. Уличный свет освещает его розовый цветастый плащ, широкий бирюзовый пояс-шарф, за который заткнуты катана и вакидзаси, круглую соломенную шляпу, и черную форму. Но лицо его по-прежнему скрыто в тени.
Переулки, улицы, то полутемные, то ярко освещенные… Наконец он останавливается перед высокими деревянными воротами, по углам которых висят, раскачиваясь на теплом ветру, большие красные фонари. Возле ворот гуляют люди, слышен мелодичный женский смех, вот чей-то паланкин остановился подле входа…
- Ирассяй массэн, - навстречу мужчине в соломенной шляпе выбегает молоденький служка, - ваше посещение – огромная честь для нас…
- Здравствуй-здравствуй, - добродушно смеется посетитель, - давай, провожай поскорее.
- Слушаюсь, - мальчишка низко кланяется, и ведет его по узкой тропинке к изящному чайному домику, что освещен изнутри одинокой свечой.
- Прошу вас, - посетитель нагибается перед низким входом в домик. Двойные клинки мягко стукают об пол. От маленького столика к нему поворачивается пожилой мужчина, облаченный в темно-зеленую юкату. Его лицо изборождено морщинами, но глаза по-прежнему ясны и лучатся умом и лукавством.
- Добро пожаловать, - он глубоко кланяется вошедшему. Тот с усмешкой снимает круглую шляпу, приглаживая вьющиеся черные волосы.
- Здравствуй, Ямадзаки-сан.
- Чудесный вечер для отдыха, как вы считаете? – черные глазки Ямадзаки хитро прищуриваются. Посетитель вновь усмехается.
- Пожалуй, ты прав.
Как прекрасны люди,
Направляясь в храм Чистой Воды –
Сакура, высветленная луной,
Красный свет фонарей
В старом Гийоне.*
- Она была выдающейся женщиной, - согласно кивает старик. – Все как обычно, Кьераку-сама?
- Нет, сегодня у меня настроение повыбирать, - благодушно возразил Кьераку Шунсуй, капитан Восьмой Дивизии Готэй-13.
- Как пожелаете, как пожелаете…
Ямадзаки думал поначалу, что капитан Кьераку предпочтет на сегодняшний вечер кого-то из уже привычных ему куртизанок, так как то пришел договариваться сразу. Если бы глубокоуважаемый посетитель колебался, то ему следовало сначала пройтись по улицам Ханабара, но уже затем идти на переговоры. Впрочем, хозяин «веселого квартала» не беспокоился – его работницы всегда считались лучшими. В Сейрейтее и первом десятке районов Руконгая мало кто не знал Ямадзаки Кадзуо – владельца лучших публичных домов в Ханабара, что переводилось незатейливо, но со вкусом – «Цветущая роза». В этом великолепном саду можно было найти себе подругу на любой вкус – и невинный бутон, что еще испуганно смыкает нежные лепестки, увлажненные росой, или только-только начинающую распускаться красавицу, пока что боязливую, но уже полную пробуждающейся страсти; и роскошную богиню в полном расцвете, пред которой хочется упасть на колени даже ради единственного взгляда…
- Прошу вас, Кьераку-сама, - Ямадзаки пригласил капитана следовать за собой.
… Словно сказочные райские птицы, или экзотические ночные бабочки, сверкающие радугой всевозможных красок, переливаясь шелком одежд, куртизанки господина Ямадзаки, весело щебеча, чудесно устроились на зарешеченных террасах. Вечерние фонари вспыхивали на черной глади их волос, отсвечивали в глубоких глазах; ночной туман пробирался в складки одеяний, касаясь атласной кожи… Эх, бесстыднейший из бесстыднейших и счастливейших из счастливых! А одинокий пьяница-поэт может лишь с восторгом пялиться на этих женщин, ни одна из которых никогда не станет его!..
Набравшись по горло
осеннего света
цикады гуляют
ночь напролет.
Да и я припозднился –
спотыкаюсь, но подпеваю.
И как они меня еще терпят?**
Ямадзаки почтительно поклонился раз в пятнадцатый, и вежливо встал в стороне, дабы не показаться назойливым, предоставив гостю самому выбирать себе развлечение. Кьераку, не торопясь, шел мим «витрины», улыбками и шутками отвечая на смех и приветствия «продавщиц весны». Девицы призывно улыбались, мило закрывались веерами, шуршали шелками…
- Эх, хороши, ух, хороши, - глаза капитана заблестели. Но вдруг его взор привлекла девица, одетая в бледно-шафрановое кимоно, скромно сидящая в уголочке. Она прикрывала лицо широким рукавом.
- Отчего же ты грустишь, милая? – Шунсуй наклонился к решетке. Девушка вздрогнула, и стало видно даже сквозь слой белил, что ее лицо, накрашенное до неузнаваемости, заливает румянец.
Ямадзаки, несмотря на то, что был уверен в своем клиенте, поспешил его остановить:
- Нижайше прошу прощения, Кьераку-сама, но эта девушка новенькая, она в первый раз здесь, и еще ничего не умеет… быть может, Юкико… - он указал сложенным веером на роскошную темноглазую красавицу с повадками львицы, в темно-вишневом кимоно, - Юкико сможет…
- Я тебе так скажу, Ямадзаки-сан, - бархатным баритоном ответил Кьераку,
Цветок незабудки
Скромен пусть в икэбане –
Ценится роскошь.
Милее она, нежли
Роз горячее пламя.
Девушка в шафрановом вздрогнула, закрывшись веером. Кьераку прищелкнул пальцами, указывая на нее. Ямадзаки тихонечко вздохнул и согласно наклонил голову.
- Готов к вашим дальнейшим приказаниям.
- Ну, а теперь можно и саке дерябнуть!..
Он не один в этой комнате, где накрыты маленькие столики с саке и закуской, где по струнам сямисэнов перебирают плектры гейш, где прелестные майко весело щебечут, развлекая гостей беседой, где звучит чуть приглушенный шелком смех, звякают колокольчики в заколках…
Неспешно протекает беседа капитана Готэй-13 и двоих видных дельцов из Руконгая. Пускай Дом Кьераку принадлежит к одному из Четырех Благородных Семейств – в отличие от Дома Кучики здесь никогда не гнушались общения с «простолюдинами». А больше женщин, выпивки и сна капитан Кьераку любил только поговорить.
А ведь говорить можно о чем угодно!.. И о женщинах, и о выпивке, и о делах, и о погоде, и о службе, и об уходе за ногтями… Хотя нет, это, пожалуй, тоже можно оставить Дому Кучики.
Саке все подливается и подливается в стопки, взгляды мужчин становятся все жарче, а глаза девушек – все глубже… Эти влажные темные омуты так и манят, так и притягивают… Но время терпит, время терпит…
- Мой управляющий, - говорит один из гостей, - перед моим уходом сюда скорчил такую рожу, что это саке бы мгновенно прокисло, будь оно рядом!
- Значит, хорошо, что ты решил не брать его с собой, Морикава-сан, - по смехом подхватывает второй гость, а Кьераку прибавляет с лукавым видом:
- Как же противен
Умник, до вина
Не охочий!
Поглядишь на него –
Обезьяна какая-то…***
- Эх, умеете же вы сказать, Кьераку-сан! – восторженно восклицает Морикава, залпом выпивая саке. Капитан последовал его примеру, и тут же его рюмка оказалась вновь наполненной той самой девицей в бледно-шафрановом кимоно. Гейши и майко недовольно поглядывали на куртизанку, что прислуживала гостям с ними наравне, но виду не подавали.
- Спасибо… как тебя зовут, милая? – обратился Шунсуй к девушке. Так вскинула на него пронзительно-синие глаза.
- Наоко, господин, - у нее был нежный, но весьма звучный голос.
- Наоко-чан, значит… Наоко-чан, ступай.
- Есть… прошу прощения, слушаюсь, господин, - прошептала девушка, и, старательно, но неумело семеня, опустилась на колени на пороге и задвинула за собой дверь. Кьераку лениво потянулся.
- Ну, уважаемые, я отчаливаю, - подхватывая с пола мечи и шляпу, он поднялся с футона, на котором возлежал. – Счастливо оставаться.
Собутыльники неодобрительно взглянули на него.
- Кьераку-сан, у вас испортился вкус? Да это же какая-то деревенщина, неужели ничего лучше вы не могли выбрать, простите, конечно…
- В тихом омуте черти водятся, - загадочно ответил Кьераку гайдзинской поговоркой и был таков.
Мягко прошелестела створка седзи, открывая взору комнату, освещенную неярким светом из-за расписной ширмы.
- Я вхожу, - тихонечко пробормотал Кьераку, кладя мечи у порога.
- Добро пожаловать, – колени сдвинуты вместе, пальчики выровнены и чуть касаются пола, голова с распущенными волосами склонена.
… На ширме раскидывают крылья танцующие журавли, чьи ярко-красные головы резко вспыхивают в приглушенном свете ламп. Пенится, резвясь, нарисованный ручей, срываясь за край ширмы, и блестят слюдяными крылышками хрупкие стрекозы, играя с брызгами воды…
Шафрановые рукава коснулись пола, когда Наоко подала наполненную стопку своему клиенту. Подала и села напротив, потупив взор.
- Наоко-чан, - позвал ее голос капитана, и девица вскинула глаза. В темно-синих омутах на миг отразилсь странное пламя.
- Да, господин, - прошептала она.
- Расскажи о себе, - прихлебнув саке, Шунсуй устроился поудобнее на подушках, - как ты сюда попала? И не бойся ты так меня, я тут постоянно бываю. Глядишь, если у нас все хорошо пойдет, так и чаще видеться будем, - он подмигнул смущенной девушке.
Тени от ресниц затрепетали на выбеленных щеках.
- Я умерла совсем недавно, господин, - зазвучал ее тихий голос, - мне пришлось тяжело, когда я попала сюда… Но я…
- Дай угадаю, - добродушно перебил ее Кьераку, - ты терпела лишения, ибо обладала слабой духовной силой, да? И, чтобы как-то выжить и заработать, ты решила податься сюда?.. Сначала тебе не повезло, но ты случайно познакомилась с одной из майко, и благодаря ей попала к Ямадзаки. Так?
- Так, господин, - в темно-синих глазах вскипели слезы. Куртизанка поспешно закрыла лицо рукавом.
- Ну-ну, не плачь, - Кьераку привлек ее к себе, - не плачь.
- П-простите, господин, - пролепетала девушка, инстинктивно пытаясь высвободиться, но Кьераку бережно удержал ее.
- Не бойся, - прошептал он, обнимая ее, зарываясь лицом в распущенные волосы, вдохнув еле уловимый запах глицинии. Наоко вздрогнула, когда его губы нежно коснулись ее затылка.
- Г-господин, - прошептала она, но Кьераку уже смотрел ей в лицо.
- Ямадзаки верен традициям, - заговорил он, проведя пальцем по белой щеке, - сколько раз я ему говорил, чтобы его красавицы не портили так свои лица… Ведь я люблю видеть румянец на этой нежной коже, - он взял девушку за подбородок и притянул ее губы к своим, но та с улыбкой увернулась.
- Вымокнув под дождем,
Милый входит
В скромный дом – ворота из травы,
И лицо мое цветет-розовеет
Словно арония ввечеру.****
- Чудесно, - капитан осторожно коснулся губами тонких пальчиков. Смеясь, взглянул исподлобья:
- Вот бы сразу
Щека твоя запламенела,
Едва здесь, в хижине горной
Жарко заполыхает
Огонь в очаге…*****
… Шелк холодил разгоряченные тела, прижавшиеся к друг другу. А в голове было пусто-пусто и та-а-ак легко!..
- Эй, - легкий тычок в бок заставил его вынырнуть из блаженной дремоты, - ты опять засыпаешь?
- Укатали сивку крутые горки, - то ли похвастался, то ли пожаловался он – опять какой-то гайдзинской поговоркой.
- Лжец, - тонкая прохладная рука легла на его влажную от пота грудь. – Когда ты догадался?
- О том, что под милым именем Наоко скрывается моя в сто раз более милая Нанао-чан? – Кьераку приподнялся, невзирая на убийственную лень.
- Та-а-ак, - синие глаза засмеялись, - значит, Наоко была недостаточно мила?
- Что ты, что ты, - притворно возмутился Шунсуй, - нисколечко! Всего лишь голосок у нее отдавал начальническими нотками, и ходила она, будто с мечом на боку…
- Я тебя сейчас!.. – она шлепнула его по руке.
- Ну, и само собой, когда ты… хм-хм, в первый раз… хм-хм, потеряла контроль над своей реяцу, тогда я все понял…
- Убью! – Нанао гневно, но довольно сверкнула очами.
- Но, если честно, я понял все еще раньше, - он наклонился над ней, - и понял именно тогда, когда увидел эти глаза…
- Шунсуй, прекрати, ты меня царапаешь!.. – взвизгнула Нанао, уклоняясь от его поцелуев.
- Разбежалась, - довольно промурлыкал капитан, вновь сгребая ее в охапку…
… - Значит, сегодня была легенда о бедной девушке, которую нужда заставил пойти в «веселый дом», - задумчиво пробормотал Кьераку, шумно выдохнув. Нанао, свернувшись клубком, что-то согласно проурчала. Шевелиться не хотелось категорически.
- Девушки хорошо сыграли, да? – пробормотала девушка, все-таки найдя в себе силы пододвинуться к любовнику, и капитану по совместительству. Тот еще раз вздохнул.
- Ямадзаки смотрит на нас, как на идиотов. И почему мы не заняться всем этим в отряде, а? Ну почему я должен переться Руконгай, Нанао-чаааан???
- Потому что это, - она покрутила пальчиками в воздухе, - называется «неуставные отношения». За такое никто нас не похвалит…
- Черти полосатые, да в Готэе все спят, с кем хотят, и никто никому и слова не скажет!.. а мы с тобой…
- А я не люблю, когда скучно, - поцелуй, - обыденно, - поцелуй, - и как у всех, - еще поцелуй.
- Я тебя люблю, Нанао-чан, - пробормотал Кьераку, прижимаясь к ней. Лейтенант со смехом отбросила с его лица длинную вьющуюся прядь.
- И я тебя, мой непутевый капитан.
Он постепенного погружался в сон, лежа на ее руке. И хоть и было жутко неудобно, она не стала шевелиться. Лишь приблизила губы к его уху, и тихо-тихо прошептала:
- Неужели посмеют
Наречь меня грешницей? – на руке моей
Покоится его голова.
Но и длань божества белизною
С моей не сравнится.******
…Еле-еле брезжил рассвет. Блики серого марева за окном поймали гарды двойных мечей, и стекла примостившихся рядом овальных очков. Близилось утро.
* Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
** А. Мещеряков
*** Отомо Табито, VIII век.
**** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
***** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
****** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
майко - ученица гейши.
Аффтор: Taichou
Фэндом: Bleach
Название: Неуставные отношения.
Статус: закончен.
Жанр: романтика, эротика, поэзия.
Рейтинг: R
Размещение: ЗАПРЕЩЕНО! а мне разрешил!
Дисклеймер: все, что взял - принадлежит авторам.
Персонажи/пары: Кьераку Шунсуй/Исэ Нанао.
От аффтора: гоменнэ, "Танкист" из мну никудышный. "Хоккуист", может, еще куда ни шло, но вот танка у меня не выходят. В фанфе есть одно мое, сравните...
читать дальшеРанняя осень спускается на Общество Душ, укорачивая дни, удлиняя ночи, принося ласкающий ветер с моря, начинает золотить краешки листьев… Сакура, что по весне радовала глаз водопадом бело-розовых лепестков, нынче стала багряной, и лучи закатного солнца кажутся на ней всего лишь чуть более светлыми пятнами.
Небо постепенно заволакивается полупрозрачной дымкой, куда проваливается, плавая и прячась, солнце… Вот и оно скрылось, напоследок окрасив алым вершины гор. От реки поднимается пар, что постепенно сгущается в густой, теплый туман, и накрывает округу…
- Добрый вечер, - двое прохожих обмениваются приветствиями. По мостовой стучат гэта, лают собаки, хлопают закрывающиеся ставни. Слышен детский смех, звяканье колокольчиков, веселые голоса. Улицы озаряются фонарями, что приветливыми желтыми пятнами светят сквозь туман.
- Чудесная сегодня погода. С вечерним туманом вас, - хозяин лавки с шелками любезно раскланивается с соседом – владельцем магазинчика духов. Это очень хорошо, что спустилась такая погода – меньше шанс на то, что, не приведи ками-сама, где-то случится пожар…
- И вас также, любезный.
Где-то вдалеке вспыхивает одинокий голосок флейты, пробираясь сквозь дымку тумана. Он медленно льется вместе с ним по вечерним улицам, самым краешком заглядывая в приоткрытые окна, струится над рекой, спеша угнаться за течением, но застревает во мгле… И остается витать над домиками, над вечерним городом.
Горбатый деревянный мостик через реку, чьих столбиков касаются багряные ветви старой сакуры с извилистым, узловатым стволом. Внизу негромко плещется река.
Неторопливые шаги, под которыми поскрипывают доски мостика. Из тумана медленно выходит мужчина. Он высок, массивен, на его плечах развевается широкий плащ, который кажется серым в сумеречном тумане, руки засунуты в широкие рукава косодэ и скрещены на груди. За поясом виднеется пара мечей, а лицо мужчины скрывает широкая круглая шляпа.
Он мурлыкает себе под нос негромкую песенку, уверенно идя к освещенным огнями кварталам. На улицах полно народу, но он идет будто по пустому пространству, он просто скользит в этой толпе, никого не задевая. Уличный свет освещает его розовый цветастый плащ, широкий бирюзовый пояс-шарф, за который заткнуты катана и вакидзаси, круглую соломенную шляпу, и черную форму. Но лицо его по-прежнему скрыто в тени.
Переулки, улицы, то полутемные, то ярко освещенные… Наконец он останавливается перед высокими деревянными воротами, по углам которых висят, раскачиваясь на теплом ветру, большие красные фонари. Возле ворот гуляют люди, слышен мелодичный женский смех, вот чей-то паланкин остановился подле входа…
- Ирассяй массэн, - навстречу мужчине в соломенной шляпе выбегает молоденький служка, - ваше посещение – огромная честь для нас…
- Здравствуй-здравствуй, - добродушно смеется посетитель, - давай, провожай поскорее.
- Слушаюсь, - мальчишка низко кланяется, и ведет его по узкой тропинке к изящному чайному домику, что освещен изнутри одинокой свечой.
- Прошу вас, - посетитель нагибается перед низким входом в домик. Двойные клинки мягко стукают об пол. От маленького столика к нему поворачивается пожилой мужчина, облаченный в темно-зеленую юкату. Его лицо изборождено морщинами, но глаза по-прежнему ясны и лучатся умом и лукавством.
- Добро пожаловать, - он глубоко кланяется вошедшему. Тот с усмешкой снимает круглую шляпу, приглаживая вьющиеся черные волосы.
- Здравствуй, Ямадзаки-сан.
- Чудесный вечер для отдыха, как вы считаете? – черные глазки Ямадзаки хитро прищуриваются. Посетитель вновь усмехается.
- Пожалуй, ты прав.
Как прекрасны люди,
Направляясь в храм Чистой Воды –
Сакура, высветленная луной,
Красный свет фонарей
В старом Гийоне.*
- Она была выдающейся женщиной, - согласно кивает старик. – Все как обычно, Кьераку-сама?
- Нет, сегодня у меня настроение повыбирать, - благодушно возразил Кьераку Шунсуй, капитан Восьмой Дивизии Готэй-13.
- Как пожелаете, как пожелаете…
Ямадзаки думал поначалу, что капитан Кьераку предпочтет на сегодняшний вечер кого-то из уже привычных ему куртизанок, так как то пришел договариваться сразу. Если бы глубокоуважаемый посетитель колебался, то ему следовало сначала пройтись по улицам Ханабара, но уже затем идти на переговоры. Впрочем, хозяин «веселого квартала» не беспокоился – его работницы всегда считались лучшими. В Сейрейтее и первом десятке районов Руконгая мало кто не знал Ямадзаки Кадзуо – владельца лучших публичных домов в Ханабара, что переводилось незатейливо, но со вкусом – «Цветущая роза». В этом великолепном саду можно было найти себе подругу на любой вкус – и невинный бутон, что еще испуганно смыкает нежные лепестки, увлажненные росой, или только-только начинающую распускаться красавицу, пока что боязливую, но уже полную пробуждающейся страсти; и роскошную богиню в полном расцвете, пред которой хочется упасть на колени даже ради единственного взгляда…
- Прошу вас, Кьераку-сама, - Ямадзаки пригласил капитана следовать за собой.
… Словно сказочные райские птицы, или экзотические ночные бабочки, сверкающие радугой всевозможных красок, переливаясь шелком одежд, куртизанки господина Ямадзаки, весело щебеча, чудесно устроились на зарешеченных террасах. Вечерние фонари вспыхивали на черной глади их волос, отсвечивали в глубоких глазах; ночной туман пробирался в складки одеяний, касаясь атласной кожи… Эх, бесстыднейший из бесстыднейших и счастливейших из счастливых! А одинокий пьяница-поэт может лишь с восторгом пялиться на этих женщин, ни одна из которых никогда не станет его!..
Набравшись по горло
осеннего света
цикады гуляют
ночь напролет.
Да и я припозднился –
спотыкаюсь, но подпеваю.
И как они меня еще терпят?**
Ямадзаки почтительно поклонился раз в пятнадцатый, и вежливо встал в стороне, дабы не показаться назойливым, предоставив гостю самому выбирать себе развлечение. Кьераку, не торопясь, шел мим «витрины», улыбками и шутками отвечая на смех и приветствия «продавщиц весны». Девицы призывно улыбались, мило закрывались веерами, шуршали шелками…
- Эх, хороши, ух, хороши, - глаза капитана заблестели. Но вдруг его взор привлекла девица, одетая в бледно-шафрановое кимоно, скромно сидящая в уголочке. Она прикрывала лицо широким рукавом.
- Отчего же ты грустишь, милая? – Шунсуй наклонился к решетке. Девушка вздрогнула, и стало видно даже сквозь слой белил, что ее лицо, накрашенное до неузнаваемости, заливает румянец.
Ямадзаки, несмотря на то, что был уверен в своем клиенте, поспешил его остановить:
- Нижайше прошу прощения, Кьераку-сама, но эта девушка новенькая, она в первый раз здесь, и еще ничего не умеет… быть может, Юкико… - он указал сложенным веером на роскошную темноглазую красавицу с повадками львицы, в темно-вишневом кимоно, - Юкико сможет…
- Я тебе так скажу, Ямадзаки-сан, - бархатным баритоном ответил Кьераку,
Цветок незабудки
Скромен пусть в икэбане –
Ценится роскошь.
Милее она, нежли
Роз горячее пламя.
Девушка в шафрановом вздрогнула, закрывшись веером. Кьераку прищелкнул пальцами, указывая на нее. Ямадзаки тихонечко вздохнул и согласно наклонил голову.
- Готов к вашим дальнейшим приказаниям.
- Ну, а теперь можно и саке дерябнуть!..
Он не один в этой комнате, где накрыты маленькие столики с саке и закуской, где по струнам сямисэнов перебирают плектры гейш, где прелестные майко весело щебечут, развлекая гостей беседой, где звучит чуть приглушенный шелком смех, звякают колокольчики в заколках…
Неспешно протекает беседа капитана Готэй-13 и двоих видных дельцов из Руконгая. Пускай Дом Кьераку принадлежит к одному из Четырех Благородных Семейств – в отличие от Дома Кучики здесь никогда не гнушались общения с «простолюдинами». А больше женщин, выпивки и сна капитан Кьераку любил только поговорить.
А ведь говорить можно о чем угодно!.. И о женщинах, и о выпивке, и о делах, и о погоде, и о службе, и об уходе за ногтями… Хотя нет, это, пожалуй, тоже можно оставить Дому Кучики.
Саке все подливается и подливается в стопки, взгляды мужчин становятся все жарче, а глаза девушек – все глубже… Эти влажные темные омуты так и манят, так и притягивают… Но время терпит, время терпит…
- Мой управляющий, - говорит один из гостей, - перед моим уходом сюда скорчил такую рожу, что это саке бы мгновенно прокисло, будь оно рядом!
- Значит, хорошо, что ты решил не брать его с собой, Морикава-сан, - по смехом подхватывает второй гость, а Кьераку прибавляет с лукавым видом:
- Как же противен
Умник, до вина
Не охочий!
Поглядишь на него –
Обезьяна какая-то…***
- Эх, умеете же вы сказать, Кьераку-сан! – восторженно восклицает Морикава, залпом выпивая саке. Капитан последовал его примеру, и тут же его рюмка оказалась вновь наполненной той самой девицей в бледно-шафрановом кимоно. Гейши и майко недовольно поглядывали на куртизанку, что прислуживала гостям с ними наравне, но виду не подавали.
- Спасибо… как тебя зовут, милая? – обратился Шунсуй к девушке. Так вскинула на него пронзительно-синие глаза.
- Наоко, господин, - у нее был нежный, но весьма звучный голос.
- Наоко-чан, значит… Наоко-чан, ступай.
- Есть… прошу прощения, слушаюсь, господин, - прошептала девушка, и, старательно, но неумело семеня, опустилась на колени на пороге и задвинула за собой дверь. Кьераку лениво потянулся.
- Ну, уважаемые, я отчаливаю, - подхватывая с пола мечи и шляпу, он поднялся с футона, на котором возлежал. – Счастливо оставаться.
Собутыльники неодобрительно взглянули на него.
- Кьераку-сан, у вас испортился вкус? Да это же какая-то деревенщина, неужели ничего лучше вы не могли выбрать, простите, конечно…
- В тихом омуте черти водятся, - загадочно ответил Кьераку гайдзинской поговоркой и был таков.
Мягко прошелестела створка седзи, открывая взору комнату, освещенную неярким светом из-за расписной ширмы.
- Я вхожу, - тихонечко пробормотал Кьераку, кладя мечи у порога.
- Добро пожаловать, – колени сдвинуты вместе, пальчики выровнены и чуть касаются пола, голова с распущенными волосами склонена.
… На ширме раскидывают крылья танцующие журавли, чьи ярко-красные головы резко вспыхивают в приглушенном свете ламп. Пенится, резвясь, нарисованный ручей, срываясь за край ширмы, и блестят слюдяными крылышками хрупкие стрекозы, играя с брызгами воды…
Шафрановые рукава коснулись пола, когда Наоко подала наполненную стопку своему клиенту. Подала и села напротив, потупив взор.
- Наоко-чан, - позвал ее голос капитана, и девица вскинула глаза. В темно-синих омутах на миг отразилсь странное пламя.
- Да, господин, - прошептала она.
- Расскажи о себе, - прихлебнув саке, Шунсуй устроился поудобнее на подушках, - как ты сюда попала? И не бойся ты так меня, я тут постоянно бываю. Глядишь, если у нас все хорошо пойдет, так и чаще видеться будем, - он подмигнул смущенной девушке.
Тени от ресниц затрепетали на выбеленных щеках.
- Я умерла совсем недавно, господин, - зазвучал ее тихий голос, - мне пришлось тяжело, когда я попала сюда… Но я…
- Дай угадаю, - добродушно перебил ее Кьераку, - ты терпела лишения, ибо обладала слабой духовной силой, да? И, чтобы как-то выжить и заработать, ты решила податься сюда?.. Сначала тебе не повезло, но ты случайно познакомилась с одной из майко, и благодаря ей попала к Ямадзаки. Так?
- Так, господин, - в темно-синих глазах вскипели слезы. Куртизанка поспешно закрыла лицо рукавом.
- Ну-ну, не плачь, - Кьераку привлек ее к себе, - не плачь.
- П-простите, господин, - пролепетала девушка, инстинктивно пытаясь высвободиться, но Кьераку бережно удержал ее.
- Не бойся, - прошептал он, обнимая ее, зарываясь лицом в распущенные волосы, вдохнув еле уловимый запах глицинии. Наоко вздрогнула, когда его губы нежно коснулись ее затылка.
- Г-господин, - прошептала она, но Кьераку уже смотрел ей в лицо.
- Ямадзаки верен традициям, - заговорил он, проведя пальцем по белой щеке, - сколько раз я ему говорил, чтобы его красавицы не портили так свои лица… Ведь я люблю видеть румянец на этой нежной коже, - он взял девушку за подбородок и притянул ее губы к своим, но та с улыбкой увернулась.
- Вымокнув под дождем,
Милый входит
В скромный дом – ворота из травы,
И лицо мое цветет-розовеет
Словно арония ввечеру.****
- Чудесно, - капитан осторожно коснулся губами тонких пальчиков. Смеясь, взглянул исподлобья:
- Вот бы сразу
Щека твоя запламенела,
Едва здесь, в хижине горной
Жарко заполыхает
Огонь в очаге…*****
… Шелк холодил разгоряченные тела, прижавшиеся к друг другу. А в голове было пусто-пусто и та-а-ак легко!..
- Эй, - легкий тычок в бок заставил его вынырнуть из блаженной дремоты, - ты опять засыпаешь?
- Укатали сивку крутые горки, - то ли похвастался, то ли пожаловался он – опять какой-то гайдзинской поговоркой.
- Лжец, - тонкая прохладная рука легла на его влажную от пота грудь. – Когда ты догадался?
- О том, что под милым именем Наоко скрывается моя в сто раз более милая Нанао-чан? – Кьераку приподнялся, невзирая на убийственную лень.
- Та-а-ак, - синие глаза засмеялись, - значит, Наоко была недостаточно мила?
- Что ты, что ты, - притворно возмутился Шунсуй, - нисколечко! Всего лишь голосок у нее отдавал начальническими нотками, и ходила она, будто с мечом на боку…
- Я тебя сейчас!.. – она шлепнула его по руке.
- Ну, и само собой, когда ты… хм-хм, в первый раз… хм-хм, потеряла контроль над своей реяцу, тогда я все понял…
- Убью! – Нанао гневно, но довольно сверкнула очами.
- Но, если честно, я понял все еще раньше, - он наклонился над ней, - и понял именно тогда, когда увидел эти глаза…
- Шунсуй, прекрати, ты меня царапаешь!.. – взвизгнула Нанао, уклоняясь от его поцелуев.
- Разбежалась, - довольно промурлыкал капитан, вновь сгребая ее в охапку…
… - Значит, сегодня была легенда о бедной девушке, которую нужда заставил пойти в «веселый дом», - задумчиво пробормотал Кьераку, шумно выдохнув. Нанао, свернувшись клубком, что-то согласно проурчала. Шевелиться не хотелось категорически.
- Девушки хорошо сыграли, да? – пробормотала девушка, все-таки найдя в себе силы пододвинуться к любовнику, и капитану по совместительству. Тот еще раз вздохнул.
- Ямадзаки смотрит на нас, как на идиотов. И почему мы не заняться всем этим в отряде, а? Ну почему я должен переться Руконгай, Нанао-чаааан???
- Потому что это, - она покрутила пальчиками в воздухе, - называется «неуставные отношения». За такое никто нас не похвалит…
- Черти полосатые, да в Готэе все спят, с кем хотят, и никто никому и слова не скажет!.. а мы с тобой…
- А я не люблю, когда скучно, - поцелуй, - обыденно, - поцелуй, - и как у всех, - еще поцелуй.
- Я тебя люблю, Нанао-чан, - пробормотал Кьераку, прижимаясь к ней. Лейтенант со смехом отбросила с его лица длинную вьющуюся прядь.
- И я тебя, мой непутевый капитан.
Он постепенного погружался в сон, лежа на ее руке. И хоть и было жутко неудобно, она не стала шевелиться. Лишь приблизила губы к его уху, и тихо-тихо прошептала:
- Неужели посмеют
Наречь меня грешницей? – на руке моей
Покоится его голова.
Но и длань божества белизною
С моей не сравнится.******
…Еле-еле брезжил рассвет. Блики серого марева за окном поймали гарды двойных мечей, и стекла примостившихся рядом овальных очков. Близилось утро.
* Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
** А. Мещеряков
*** Отомо Табито, VIII век.
**** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
***** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
****** Ёсано Акико, «Спутанные волосы на ложе любви», пер. Е. Дьяконовой.
майко - ученица гейши.